Протоиерей Московского Казанского собора Александр Иванович Невоструев (Некролог)

Из книги 
"Белов В.Н. (Составит.). Елабужский край в составе Вятской епархии — исторические и этнографические материалы. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения 
Русского Географического Общества, 2015. –  с. 266"

ВЕВ № 13, 1872 г. Июля 1-го. стр.291-297

1-го апреля сего года скончался протоирей Александр Иванович Невоструев, 65-ти лет, лицо во многих отношениях замечательное в современном Московском духовенстве.

Александр Иванович был сыном священника из Вятки. Родитель его, до того учитель Вятской семинарии, по тогдашнему времени имел сам хорошее образование; бывши на месте в Вятке и потом в Елабуге, он много читал и писал по разным предметам наук и по некоторым тогдашним вопросам духовенства; к детям своим был очень внимателен и строг, и с самого раннего детства вселил в сердце первенца своего Александра страх Божий и человеческий или стремление к всевозможной исправности.

Как только поступил  Александр в высшее отделение семинарии, отец писал ему и другому младшему с ним брату (Михаилу), чтоб они завели и всегда имели при себе памятные книжки для записи в них кратко, что где они читали, слышали или какие хорошие мысли самим приходили в голову, и потом на свободе, без излишних риторических украшений и логического расположения просто и естественно, не заботясь о каллиграфии, а с зачерками и поправками, если случится, излагали бы все это каждый в особой тетради, и по прошествии каждого месяца посылали сии тетради к нему на рассмотрение, не опасаясь с его стороны ни критики, ни выговора. При этом весьма справедливо замечал им родитель: это есть самый лучший способ быть ученым человеком, и в год вы научитесь гораздо более, нежели в 10 лет по правилам и настояниям сем. учителей. Александр Иванович строго соблюдал такое отцовское правило, и в семинарии и в академии, и после – на месте.

По окончании семинарского курса (1826 г.). Александр Иванович отправлен был в Московскую духовную академию и обучался в ней до 1830 года. «Старайтесь более всего беречь свое здоровье, писал ему сюда в первом письме родитель его, кто в молодости его разстроит, тому впереди мало бывает добра… Науки полезны при здравии телесном и душевном… Молитесь непрестанно Богу, без Него не увидишь ничего доброго». В академии А.И. кончил курс в числе первых магистров седьмого курса, вместе с покойным Филаретом, архиепископом Черниговским, и также покойным протоиреем Александром Ефимовичем Нечаевым. С Филаретом (до пострижения в монашество Дмитрием Григорьевичем Гумилевским), Александр Иванович находился в самых близких дружественных отношениях. Как искренние друзья, оба они взаимно друг другу обещались на старшем курсе принять монашество. Но когда Александр Иванович написал о сем к родителю своему, то встретил со стороны его сильное препятствие: родитель не благословлял его в звание монашества. Между сыном и отцем возникла по сему делу ученая переписка, — и сын, побежденный доводами, опытными советами и волею отца, склонявшего его в белое духовенство, оставил свою мысль, а друг его принял монашество с именем Филарета.

По окончании академического курса Александр Иванович два года (1830-1832) был профессором в Вифианской семинарии и потом два года бакалавром Московской духовной академии, по классу греческого языка и гражданской истории. За службу свою при академии он заслужил, не смотря на ее кратковременность, одобрительный отзыв начальства и денежную награду. Бывшие ученики его в семинарии и академии поминают его, как наставника, в исполнении обязанности точного и аккуратного, в преподавании вполне преданного делу, быстрого, энергичного, в отношении к слушателям строгого и  требовательного. Горячая речь, быстрые, острые замечания, частые вопросы ученикам, поправки, заметки, дополнения, разъяснения, делаемые на ответ, резкие замечания невнимательности, все это не давало дремать его слушателям и делало класс его временем живой и быстрой работы для всех. Не довольствуясь печатными учебниками и другими книгами, он обыкновенно сдавал ученикам собственные  записки по предметам им проходимым как в семинарии так и в академии, и все написанное им, говорят его ученики, отличалось определенностью и точностью, как в мысли, так и в выражении, вообще строгою обдуманностью.

Следующие семь лет (1834-1841 г.) он был протоиреем города Коломны, членом духовного правления, благочинным, ректором духовных училищ и преподавателем латинского языка с другими предметами. Потом столько же времени (1841-1848 г.) был законоучителем в Московском Александровском училище и вместе настоятелем церкви училища. Преподавание его и  здесь было такое же живое и энергическое, как и прежде; записки, и здесь им сдаваемые, при всей их краткости изложения, по содержанию были обширны и вполне приспособлены к разумению и состоянию воспитанниц. А так как, кроме того, он был вместе и духовным отцом воспитанниц, то уроки его получили сильный нравственный тон и имели большое влияние на нравственное образование воспитанниц. Как пастырь душ, он держал себя непринужденно, свободно высказывал свои мысли; оттого его нравственные замечания, при пылкости его характера, иногда были очень сильны и обличения беспощадны. Тем не менее его не только уважали и боялись, а искренне любили. Бывшие его ученицы (из которых некоторые начали уже пятый десяток своей жизни) сохранили доселе, можно сказать, детскую привязанность и доверие к нему.

Последние двадцать четыре года он был протоиреем Казанского собора. Здесь он между прочим имел обычай вести простые экспромтовые беседы с народом, по окончании всенощных бдений, или пред началом литургии, и народу приходило к нему много.

Награжден был скуфьею в 1845 г., камилавкою в 1850 г., наперсным крестом в 1854 г., орденом св. Анны 3-й степени в 1863 г., 2-й степени в 1869 г.

Покойный о. протоирей превосходно знал древние языки: латинский, греческий, и новые: французский, немецкий и английский, хорошо и еврейский. Он был человек кабинета и подвига, можно сказать, аскетического. Кроме церковных служб и несправляя никаких других общественных должностей, он постоянно был дома, никуда не выезжая и никого не визитуя, все почти время, с раннего утра до глубокого вечера, проводил в ученых занятиях стоя, и после обеда почти не давая себе никакого отдыха. Твердость и терпение его в этом отношении были удивительны. долгое время он никому ничего не говорил о своих занятиях, и только в последние годы сделался несколько откровеннее.  Большую часть времени он посвятил сравнению славянского текста Библии с греческим и еврейским, также и с новейшими переводами французским, немецким и английским, в последнее же время долго занимался сличением славянского текста богослужебных книг с греческим подлинником. Он задумал составить такой словарь, в котором бы видно было, как каждое слово греческое переведено в разных местах наших книг, с процитированием самых мест, и наоборот, какие слова греческие переводит одно и тоже наше славянское слово, также с указанием всех тех мест, где известное слово служит переводом разных греческих слов. Неизвестно, далеко ли продвинулась его работа: но он трудился много. Он говорил, что нужда в таком словаре, какой он предпринял составить, положительно чувствуется; что такой словарь должен послужить главным основанием при будущем пересмотре богослужебных книг. Этот пересмотр составлял любимую его мысль, о которой он любил говорить. Много покойный провел времени и в других ученых занятиях, например, много он трудился над пасхалией. Он выписывал большую часть наших духовных журналов, и в них многие статьи испещрены его заметками. Он много выписывал книг, и иногда очень дорогих. Таковы многотомные издания: Cursus Patrologiae completus, Cursus Theologiae completes, Cursus Sacrae Scripturae compietus, которые он пожертвовал в библиотеку Общества любителей духовного просвещения. Оставшаяся после него библиотека также, говорят, значительна. Во время юбилея Московской Духовной академии Александр Иванович сделал весьма значительное приношение Академии, а именно десять тысяч рублей. А в 1870 г. он представил епархиальному начальству билет такого же 10 тысяч. рубл. фонда, с тем, чтоб на проценты его содержался один из заштатных, преимущественно академического образования, бедных священников Московской епархии.

Покойный митрополит, Высокопреосвященнейший Филарет знал и весьма ценил ученость и трудолюбие Александра Ивановича и делал ему такие поручения, какие требовали именно учености и терпения. Так, ему было поручено издание Евангелия для Болгар, в древнем виде апракоса; ему же поручено было рассмотреть большое собрание книг и рукописей, взятых в одной раскольничей молельне. За исполнение последнего поручения  объявлена ему благодарность митрополита, с внесением ее в послужной список.

Характера покойный был самостоятельного и твердого, темперамента пылкого и горячего, настроения строго благочестивого, отчасти аскетического. Во всем любил он порядок, точность, аккуратность, отличавшие его, как говорят, когда еще он был студентом Моск. Академии. В жизни домашней был очень прост и умерен. Зал его служил ему и кабинетом и весь кругом обложен был разгнутыми фолиантами греческими и латинскими, также славянскими, киевскими и московскими, новопечатными и старопечатными книгами. А покойный с толстою тетрадью в руках переходил от фолианта к фолианту и записывал в свою тетрадь, что нужно. (Из Моск. Еп. Вед.).

Добавить комментарий

Войти с помощью: 

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *